Читаем без скачивания Колодезная пыль - Борис Георгиев

– Часик вздремну, – пробормотал Ключик, борясь с зевотой; сходил в гостиную за телефоном (вдруг Ленка), дотащился до кровати, кое-как постелил, через силу разделся (можно было и не, пару часиков всего), и провалился в сон.

***

Он был и его не было. Осями пронизывал он место, где хотел быть, осматривался, бесплотным телом брал ветер, пробовал грунт. Он хотел быть наперекор всему. Склон давит – ничего, подпорную стену туда. Жидковато под ростверком – надо отрастить подлиннее сваи, вцепиться в твёрдь. Всю жижицу, всю мочу выдавить в дрены, прочь. Только бы занять в мире место. Он привязался осями к сторонам света и горизонту. Пора. Хватит прикидывать, надо быть. Его нервы пронизали грунт там, где быть сваям, он ощутил зуд в бесплотных пальцах – миллиарды бессчётные разбирателей взялись за дело, грунт поплыл, стал проваливаться. Заработал дренаж, всасывая жидкую бесполезную грязь, а в растворе уже зародились собиратели. Карбоновые нити вдоль нервов возникли в жаркой силикатной жиже. Быть! Он уперся в склон подпорной стеной, остатки грунта сползли в гигантский желудок-котлован. Быстрее! Когти держат, можно стать твёрдо. Громада ростверка обозначилась в котловане, навалилась на свайное поле, прижала. Хорошо! Ещё бетона, ещё! Зуд всё выше и выше поднимался вдоль осей колонн, костенел бактобетонный скелет; позвоночными столбами росли шахты лифтов, вздёргивались перемычки, и рёбрами, строго по горизонтальным осям, топорщились монолитные плиты. Голодно ему было – ещё бетона! Сухо – ещё воды! Тяжко было не упасть, удержать себя. Микроскопические жилы карбоновой арматуры напряглись, стянули тело, он ощутил упругую свою мощь. Плёнками стен оделся скелет. Под ростверком просел грунт, ветер давил, но всё это пустяки. Надо быть!

Тесно, расти некуда. На юг нельзя, запрет. На запад? В свой черёд. На север? Можно бы… Позже, позже. Ох, как тесно! На востоке у цоколя мелочь, скорлупка. Тоже нельзя?

Артерии и вены снизу доверху пронизали его, вознося к самой макушке воду и унося нечистоты прочь. Мало воды. Сухо в артериях. Если бы не скорлупка на востоке… Он глянул на присосавшегося к водной артерии смешного клопика в дурацкой серой шапке о четырёх углах. Никто такого уже не носит. Из-за него не дают пить. Клоп живой ещё? Если подмыть грунт с этой стороны и поднажать слегка…

Он стал теснить клопа. Треснули скорлупные стены. Ещё! Чтобы разъехались подстропильные балки и схлопнулась кровля. Ну же! Потом растереть в крошку и съесть, а деревянные кости сплюнуть… Кто там копошится?

За миг до того как рухнули стропила жалкой коробёнки, он понял: там, на скате шиферной крыши – это же я!

***

Перед глазами белое. Не вода в висках, а кровь. Душно. «Хватит орать, это был сон, – подумал Ключик. – Опять в шлеме вчера пересидел. Белое – это потолок. В спальне я, а не на крыше. Господи, ну и бред!»

Рядом с ухом заверещал вызов, в мозг воткнулся буравчиком. «От него и проснулся», – понял Валентин. Нащупал телефон, ватной рукой понёс к уху.

– Валя? – в трубке шелестнул незнакомый голос. Ключик заставил себя узнать жену. Что-то случилось?

– Валя, нам нужно серьёзно поговорить.

Влентин Юрьевич что-то промычал в ответ. Серьёзно? В такую рань?.. Он повернул голову, глянул на часы. Десять утра. Не такая и рань. Голова никуда не годится, бутовый камень, железобетон ржавоармированный. Поговорить, да ещё серьёзно?

– Говори, – сказал он хрипло.

– Валя, ты должен меня понять. Можно и без объяснений обойтись, но я так не хочу. Ты никогда меня не понимал, Валя. Собой одним занят был и фантазиями своими. Я не могла так: ты дни и ночи с дурацким горшком на голове, вокруг грязь, пыль, старьё. И старичьё одно. Соседи твои жуткие. А я ведь ещё не старуха, Валя, мне жить хочется!

Ключик молчал, силясь понять, чего от него хочет жена. «Жить? А мы что делаем?»

– Молчишь, Валя? Слов от тебя не дождёшься, разве что раз в месяц ради праздника. Зря я тебе позвонила, Женечка был прав. О чём тут говорить? Я отправила тебе требование, найди его в почте, подпиши и отправь обратно.

– Какое требование? – с трудом ворочая языком, спросил Валентин Юрьевич.

– Ты не понял ещё? Знаешь, раньше ты казался умнее. Женя сегодня ночью сделал мне предложение. Я не смогла… и не захотела отказать. Я долго терпела, но после вчерашней грубости решила – хватит.

В голове Ключика мешанина, обрывки мыслей: «Какое предложение? Обмен? Терпела она, терпела, но не смогла ему отказать. Сегодня ночью, после вчерашней грубости. Кто-то вчера был с ней груб. Я? Не помню. Нет, помню. К чёрту послал её и всех остальных. Все остались, она пошла. Какое предложение?»

Очевидно, последний вопрос он ухитрился произнести вслух. Во всяком случае, Елена Викторовна ответила:

– Завидное предложение. Ты всё-таки решил меня помучить? Хочешь, чтобы я прямо сказала? Я развожусь с тобой и выхожу замуж за Женю. Требование я тебе прислала, подпиши.

Ключик положил телефон на подушку. В трубке шелестел Ленки Викторовны голос, но слушать всякую чушь не хотелось. Ключик сбросил вызов. Выдохнул, вдохнул. Телефон зазвонил снова. Прослушав пиликанье четыре раза, Ключик всё-таки поднял трубку.

– Не дури, Валя, не отключайся. Чего ты ещё от меня ждёшь, каких признаний? Не хотела я, ну ладно, получай. Я тебя никогда не любила, и даже не пыталась сделать вид, что люблю. Тебе же никто, кроме тебя самого, не нужен! Никого вокруг не замечаешь, сидишь себе… Как ты говорил? В башне из слоновой кости? Ты себе льстишь. Не из слоновой. В костлявой пыльной башне сидишь, в грязи по уши. Ну и сиди себе. Я, если хочешь знать, для того только за тебя вышла, чтобы не видеть больше никогда гнусную общагу. Вонючая конура три на три, в душевой под ногами ржавые потёки…

Ключик перестал слушать. Слез с кровати, понёс трубку к окну. От света резь в глазах, слёзы. Конура была вонючей, а башня оказалась пыльной. А тут подвернулся вид на реку. «Душно мне», – подумал Ключик и открыл фрамугу. Лицо и плечи окатило холодом, но легче не стало. «А как же обмен?»

– Как же обмен? – спросил он у трубки.

– И знаешь, в последнее время я… Что? А, обмен. Ну зачем нам с Женей теперь обмен? Нам и здесь хорошо. Ох, как же здесь хорошо! Утром сегодня я в первый раз в жизни видела рассвет! Прямо из окна спальни…

Ключик снова перестал слушать, высунулся в окно чуть ли не по пояс. Плевать, что холодно. Трубку держал двумя пальцами на вытянутой руке. «Да, с рассветом туго у меня. На востоке сплошной железобетон; на юге слепые окошки паркинга, а выше – зеркала; на западе теперь будет бактобетон».

Желтоватым рифом из земли лез бактобетонный монолит, поверху увенчанный стальными фермами. На ажурных рамах ворочались головы активаторов, над кромкой стены простым глазом можно было увидеть мутную сеть карбоновой арматуры. В трубке шелестел чужой голос; вероятно, Елена Викторовна делилась восторгами. Рассвет. Прямо из окна спальни. Предложение, от которого не смогла и не захотела отказаться. К свиньям собачим.

Ключик выпустил трубку. С отстранённым интересом проследил, как она хлопнулась об железобетонную четырёхстопную лестницу и как брызнули во все стороны осколки белой пластмассы. Вдребезги, к свиньям собачим. Искорёженная белая тушка осталась лежать, вывалив внутренности, на второй снизу ступеньке.

Напрасно разбил. Как теперь звонить в мэрию? Как жратву заказывать? Развод ей подписать. Ага, сейчас. Прям так, без штанов, и побежал. Совет да любовь. В доставку можно звонить из мастерской, не снимая шлема. В мэрию тоже. Вообще больше не буду оттуда вылазить, пошла ты в задницу вместе с Женечкой. Обмена, говоришь, не будет? Полковник с котом и старушкой в совмещённом сортире на кругу тридцать восьмого, значит, теперь побоку. Невеста Женечкина тоже там же. Все триста сорок шесть – или сколько там? – звеньев обмена Елене Викторовне больше не нужны. Свободны, ребята! Ну, чего уставились? Пошли, пошли! И я с вами.

Валентин Юрьевич со стекольным дребезгом захлопнул фрамугу, глянул на глянцевито-чёрный шар, тот уютно подмигнул огоньками. Удобно, когда мастерская в двух шагах от кровати. Можно вообще не вставать. Жаль только, на жратву отвлекаться нужно и прочие глупости. Какой дурак в инструкции написал, что работать лучше всего сидя?

– Недоработка! – злобно сообщил артмастер шлему. В ушах шумело. Собственный голос казался незнакомым. И вообще всё странно: сон, звонок, развод. Что-то робко шевельнулось в душе артмастера. Да правда ли это? Впрочем, легко проверить. Что телефон разбит – ерунда. Она сказала, посмотри в почте.

Валентин не заметил, как оказался возле терминала. «Эк их нападало! Спам. Опять спам. А это гриб вчера прислал, письмо открыто, я его читал. А, вот оно». В глазах потемнело. Выпустив воздух сквозь зубы, Ключик грохнул по столу кулаком.